Пишет Елена Михалкова:
На улице под ногами мелкая и твёрдая снежная крошка, воздух обветренный, деревья зло косятся и норовят ткнуть пальцем в глаз.
На одну из веток кто-то нацепил потерянную красную варежку. Теперь куст боярышника похож на боксера в боевой стойке. Обхожу его по кругу, косясь и опасаясь внезапного хука. Точно так же поступает и пудель, только на всякий случай ещё и рычит. Когда мы будем придумывать девиз для герба, то позаимствуем его у Чипа и Дейла. Да, слабоумие и отвага, а кто упрекнёт нас в плагиате, тот никогда не пугался страшной красной варежки.
На растаявшем катке плавают две пластиковые лошадки. Одна синяя, другая красная. Фонарь смотрит на них через забор, вытягивая жирафью шею. Не знаю, кто оставил этих славных животных на катке и зачем, но пару дней назад они стояли рядом, и это выглядело очень трогательно. Потом их разнесла злая судьба, лошадки оказались поодаль. Так им не понравилось, и некоторое время они дрейфовали друг к другу, подталкиваемые доброжелательным ветром. Однако идёт похолодание, вода замёрзнет, и тогда, огорчённо думаю я, лошадкам точно не добраться друг до друга. Лёд скует их пластиковые тела, не выпустит из цепких объятий. Сдохнут они поодиночке, не дождавшись конца зимы.
С этой мыслью я направляюсь к катку, чтобы там в ночи, в неверном свете фонаря заняться ответственным делом: подтащить одну лошадку к другой.
Даже Чипу с Дейлом не приходила в голову такая светлая идея.
Подхожу к заборчику возле катка. Берусь бестрепетной рукой за дверцу. И только собираюсь шагнуть в неглубокое озерцо, как из ниоткуда раздаётся глубокий понимающий бас:
– Спиздить хочешь?
Пудель чуть не обделался.
Да и я, по правде сказать, тоже почувствовала себя не совсем уверенно. До сих пор была убеждена, что если Господь и матерился, то лишь при создании этого мира. Ну, конечно, ещё пару раз завернул, увидев результат. Но потом – ни-ни!
И потом, какое обидное подозрение. Вот тебе и всеведущий!
Оборачиваюсь. На ступеньках горки – старикан, мой старый знакомый из четвертого подъезда. Забросил, значит, работу Деда Мороза. И вот сидит курит на детской площадке.
– Что вы! – говорю. – Я их хотела это... вместе...
Очень странно, надо сказать, чувствует себя взрослый человек, пытающийся объяснить другому взрослому человеку, что он не воровать хотел лошадок, а подтащить их друг к другу. Зачем? – спросит второй человек, подозревая у собеседника крайнюю степень идиотизма. И будет совершенно прав.
Однако старикан меня понял. Крякнул, хмыкнул, морду скривил.
– Боты промочишь, – говорит. – Топай отсюда.
Прибавил несколько идиоматических выражений и авторитетно харкнул в лужу.
Никогда не могла устоять против таких аргументов. Слабовольная я женщина, легко внушаемая. Пожелала спокойной ночи, развернулась и побрела к подъезду.
Дома гипноз рассеялся. Вот же, думаю, старый хрен! Обматерил меня, сволочь такая, ни за что ни про что. Меня, хрупкую нежную женщину, укомплектованную пуделем! Исполненную лучших, можно сказать, романтических намерений!
Потом, правда, слегка успокоилась, подумав о том, что система пришла в равновесие. Ибо ангел на полставки мне сегодня уже попадался – значит, должен был и чёрт встретиться для баланса и законченности рифмы.
Подхожу с этими мыслями к окну. Смотрю на детскую площадку.
А там на катке этот старый хрен по колено в воде перетаскивает красную лошадку поближе к синей.
(Телефон мой не вытянул снимок в ночи. Поэтому вот вам нынешние дневные лошадки, ещё разлученные).
На улице под ногами мелкая и твёрдая снежная крошка, воздух обветренный, деревья зло косятся и норовят ткнуть пальцем в глаз.
На одну из веток кто-то нацепил потерянную красную варежку. Теперь куст боярышника похож на боксера в боевой стойке. Обхожу его по кругу, косясь и опасаясь внезапного хука. Точно так же поступает и пудель, только на всякий случай ещё и рычит. Когда мы будем придумывать девиз для герба, то позаимствуем его у Чипа и Дейла. Да, слабоумие и отвага, а кто упрекнёт нас в плагиате, тот никогда не пугался страшной красной варежки.
На растаявшем катке плавают две пластиковые лошадки. Одна синяя, другая красная. Фонарь смотрит на них через забор, вытягивая жирафью шею. Не знаю, кто оставил этих славных животных на катке и зачем, но пару дней назад они стояли рядом, и это выглядело очень трогательно. Потом их разнесла злая судьба, лошадки оказались поодаль. Так им не понравилось, и некоторое время они дрейфовали друг к другу, подталкиваемые доброжелательным ветром. Однако идёт похолодание, вода замёрзнет, и тогда, огорчённо думаю я, лошадкам точно не добраться друг до друга. Лёд скует их пластиковые тела, не выпустит из цепких объятий. Сдохнут они поодиночке, не дождавшись конца зимы.
С этой мыслью я направляюсь к катку, чтобы там в ночи, в неверном свете фонаря заняться ответственным делом: подтащить одну лошадку к другой.
Даже Чипу с Дейлом не приходила в голову такая светлая идея.
Подхожу к заборчику возле катка. Берусь бестрепетной рукой за дверцу. И только собираюсь шагнуть в неглубокое озерцо, как из ниоткуда раздаётся глубокий понимающий бас:
– Спиздить хочешь?
Пудель чуть не обделался.
Да и я, по правде сказать, тоже почувствовала себя не совсем уверенно. До сих пор была убеждена, что если Господь и матерился, то лишь при создании этого мира. Ну, конечно, ещё пару раз завернул, увидев результат. Но потом – ни-ни!
И потом, какое обидное подозрение. Вот тебе и всеведущий!
Оборачиваюсь. На ступеньках горки – старикан, мой старый знакомый из четвертого подъезда. Забросил, значит, работу Деда Мороза. И вот сидит курит на детской площадке.
– Что вы! – говорю. – Я их хотела это... вместе...
Очень странно, надо сказать, чувствует себя взрослый человек, пытающийся объяснить другому взрослому человеку, что он не воровать хотел лошадок, а подтащить их друг к другу. Зачем? – спросит второй человек, подозревая у собеседника крайнюю степень идиотизма. И будет совершенно прав.
Однако старикан меня понял. Крякнул, хмыкнул, морду скривил.
– Боты промочишь, – говорит. – Топай отсюда.
Прибавил несколько идиоматических выражений и авторитетно харкнул в лужу.
Никогда не могла устоять против таких аргументов. Слабовольная я женщина, легко внушаемая. Пожелала спокойной ночи, развернулась и побрела к подъезду.
Дома гипноз рассеялся. Вот же, думаю, старый хрен! Обматерил меня, сволочь такая, ни за что ни про что. Меня, хрупкую нежную женщину, укомплектованную пуделем! Исполненную лучших, можно сказать, романтических намерений!
Потом, правда, слегка успокоилась, подумав о том, что система пришла в равновесие. Ибо ангел на полставки мне сегодня уже попадался – значит, должен был и чёрт встретиться для баланса и законченности рифмы.
Подхожу с этими мыслями к окну. Смотрю на детскую площадку.
А там на катке этот старый хрен по колено в воде перетаскивает красную лошадку поближе к синей.
(Телефон мой не вытянул снимок в ночи. Поэтому вот вам нынешние дневные лошадки, ещё разлученные).
