Пишет Татьяна Мэй:

Боженька, вразуми ненормальную, которая одновременно принимает снотворное и половину арбуза. Феноменально вкусный арбуз, не смогла вовремя затормозить. Просила в ларьке поменьше, самый маленький потянул на семь килограммов. Еле доперла до подъезда, отклонившись назад и держа его обеими руками на пузе.

Неудобно было отказываться — продавщица сама выбрала. Недели полторы назад, возвращаясь с работы, взяла там мелких зеленых яблок. Расплачиваясь, случайно коснулась ее пальцев. Девица оказалась совершенно закоченевшей. Как раз резко похолодало, а она южных кровей, таджичка наверное, — не успела сориентироваться.

— Замерзли?
— Ой, да, ужасно. Не знаю, как до конца смены достою. Не ожидала такого.
— Первый год в Петербурге?
Продавщица, застенчиво улыбаясь, кивнула.

Мы со вторым покупателем, мужиком средних лет, переглянулись и в голос сказали:
— Ну вы готовьтесь. Куртку надо, шарф, свитер.

Продавщица в ужасе округлила черные глаза:
— А что, тепло больше не будет?!
— Да уж теперь вряд ли, — сообщили мы мрачно и ушли, оставив скукоженную от холода и огорчения продавщицу.

Дома выложила яблоки на кухонный стол. Вручила маленькое Ваньке [собаке] — все равно ведь изловчится и сопрет. Взяла флисовый плед и устремилась обратно к ларьку. Замотала в него неуверенно отбивающуюся девчонку. И отбыла, пригрозив принести на следующий день шапку-ушанку, если не экипируется как следует.

Дня через три насилу вспомнила про плед. Продавщица, сменившая свою легкомысленную розовую подергаечку на такую же розовую куртку, увидев меня, замахала руками:
— Уж не знала, где вас искать! Вот ваше одеяло! Спасибо!

И теперь я каждый раз в пакете честно купленной, к примеру, морковки обнаруживаю еще и втихаря подложенные сливы или виноград. И даже арбуз она умудрилась выбрать самый вкусный. Хотя я теперь и не знаю, как переживу эту ночь.