Произошла эта история 8 апреля 1994 в пятиста километрах от северного полюса, в экспедиционном лагере БАРНЕО. В Арктике во всей красоте властвовала суровая полярная весна. Круглосуточно висевшее над горизонтом солнце, как ни старалось, не нагревало воздух выше -25 градусов. Дрейфующий лагерь, разбитый на огромной льдине, толщиной до 7 метров, представлял из себя две группировки палаток: четыре оранжевых газгольдерных купола авиационного персонала, недалеко от авиационной стоянки и полтора десятка куполов в основном лагере, метров за 300 от взлётной полосы. На стоянке стоял обслуживающий экспедицию Ан-2 и иногда парковались заглядывающие из Хатанги Ми-8.
Я постараюсь более-менее хронологически перечислить все происходившие события, исключив диалоги, по большей части состоящие из отборного мата и буду надеяться, что от этого они не покажутся вам менее драматичными. Начать, видимо, стоит с того, что всё описываемое заняло от силы минут десять…
читать дальше''Современный лагерь Барнео. В 1994 он выглядел практически также.''

Парад персонажей:
Юрий Скородумов, авиационный техник АТБ;
Владимир Ставр, пилот, командир экипажа Ан-2;
Виталий Куркин, второй пилот экипажа Ан-2;
Анатолий Андреев, штурман экипажа Ан-2;
Алексей Смирнов, радиоинженер лагеря БАРНЕО;
Александр Тарасян, радиоинженер лагеря БАРНЕО;
Белый медведь, крупный самец, весом около 600 кг.
Итак, в районе 10 часов утра Юра Скородумов натянул унты и незаменимую в полярных условиях КАЭ-шку, взял большой пятилитровый котелок и вышел из палатки. Нужно было набрать чистого снега, растопить его и заварить чай. Остальные жители его палатки - весь экипаж Ан-2, благополучно спали и просыпаться, ввиду отсутствия занятости, до обеда не планировали. Из-за круглосуточного полярного дня, режим отдыха регулировался не сменой времени суток, а производственной необходимостью.
Отойдя в сторону от палатки метров на 30, где целинный наст не был истоптан, Юра начал набивать котелок хрустящим, иссиня-белым снегом. В какой-то момент, подняв голову и глянув в сторону палаток, он заметил Сашу Тарасяна, тоже выходящего из соседней палатки. Тарасян глянул в его сторону, замер и закричал: “Юра, сзади”! Скородумов, увязнув по колено в рыхлом снегу, обернулся и увидел в трех метрах от себя поднимающуюся на задние лапы грязно-жёлтую тушу медведя. Надо отдать должное, авиатехник не остолбенел от увиденного и не замер от ужаса, чем, вероятно, спас себе жизнь. В первый же момент, когда зверь приблизился к нему, Юра, размахнувшись, врезал набитым и оттого увесистым котелком, прямо по оскаленной слюнявой пасти, нацелившейся на его шею. Медведь замешкался, но дотянулся пастью до человека, повалил его в снег и вцепился зубами в плечо.
Одновременно с происходящим, Тарасян влетел в свою палатку и, не переставая орать и материться, перевернул на пол цинки с фальшфеерами и сигнальными ракетами. Пока первый радист возился с запечатанными ящиками, его коллега, Лёша Смирнов, только-только улёгшийся и ещё не успевший толком уснуть после сеанса связи с лагерем на острове Среднем, вскочил, сунул ноги в унты, и, поняв что снаружи происходит что-то ужасное, как был, в лётных ползунах и свитере, выскочил на улицу.
К этому моменту медведь, занятый Скородумовым, вмял его в плотный снежный наст, тем самым почти обездвижив, и, не выпуская из пасти плеча, ждал, пока жертва затихнет от потери крови.
Смирнов, не мешкая, пробежал отделявшие его от медведя 20 метров, на ходу выдумывая что он, собственно, может предпринять. На его истошные вопли зверь отреагировал: бросил авиатехника, поднял морду и посмотрел на новый источник непонятной ему информации. Радист, не имея никаких иных вариантов, сходу, правым боковым влепил медведю в чёрный, блестящий от теплой крови, нос. Медведь обиделся. Он бросил авиатехника, поднялся на задние лапы и качнулся на радиста.
Несколько секунд, которые зверь потратил на осознание того, что его ударили, дали Скородумову возможность вскочить на ноги и, проваливаясь в снегу, убежать к палаткам. Смирнову повезло меньше. Начав разбег, он увяз и не успел добраться до расчищенной площадки. Медведь легко догнал его и, махнув тяжеленной лапой, зацепился когтями за бедро и повалил на живот.
Тарасян, наконец, расколошматил один из ящиков другим ящиком, схватил, сколько смог, сигнальных ракет и ринулся навстречу разворачивающейся снаружи катастрофе. Ситуация выглядела паршиво. Место Скородумова под медведем занял его коллега, изо всех сил старающийся вырвать из ноги удерживающие его когти и, одновременно, пытающийся хоть как-то продвинуться к палаткам. На ходу откручивая с картонных трубок защитные колпачки, Тарасян кинулся на помощь. Вырывая пальцами пусковые кольца и стараясь не думать о том, что будет, если ракета попадёт в Алексея, Тарасян выпустил четыре ракеты.
Медведь, увидев что-то совершенно необычное, сверкающее и дымящееся белыми клубами, бросил человека и уставился на четвёртую из ракет, воткнувшуюся в снег не далее метра от его бока. Этого времени Смирнову хватило на то, чтобы добраться до расчищенной площадки. Всего в паре метров от палаток, медведь снова нагнал его и повалил. Почему-то решив не душить жертву, медведь начал его обнюхивать, а радист, почувствовав, что получил неожиданную отсрочку от смерти, замер, пытаясь убедить хищника в собственной скоропостижной кончине.
В ближайшей от лежащего мальтийским крестом радиста, палатке, наконец, проснулись лётчики. Володя Ставр, командир, выглянул на улицу, охренел, но быстро собрался. Хладнокровно оценив обстановку он крикнул второму пилоту бежать через заднюю стенку в самолёт, где висел на шпангоуте около кабины единственный на весь экипаж карабин СКС. Виталик ринулся напрямик к стоянке, до которой по прямой было не более 30-40 метров. Но даже на эти 30-40 метров требовалось несколько десятков секунд, а то и пара минут. Которых, в виду происходящего, у второго пилота не было.
В это время штурман Толик, имевший при себе газовый пистолет, высунулся наружу и, само собой, охренев от увиденного, с трёх метров, начал палить по медведю. К концу первого барабана, медведь заметил, что в него стреляют из палатки чем-то чрезвычайно вонючим и неприятным. Он уже собирался, наконец, перевернуть притворяющегося мертвым радиста на спину, разорвать ему живот и позавтракать, но вынужден был перед этим как следует чихнуть несколько раз и лапой размазать по морде кровь, вперемешку со слюной и неожиданными соплями. Лёша Смирнов, уже практически теряя сознание от ран и усталости, рванулся в сторону палатки, врезался в штабель газовых баллонов и опять упал. Жуткая, залитая кровью медвежья морда снова нависла над ним. Но ему повезло - штурман с полным барабаном снова выскочил из палатки и начал палить практически в упор в оскаленную пасть. Радист из последних сил ввалился в палатку, разрывая собственным весом упругую ткань, а за ним влетел штурман, в трясущихся руках сжимая разряженный пистолет.
Снаружи чихал и непонятно, по-медвежьи, но очень выразительно матерился зверь.
Виталя Куркин запрыгнул в салон кукурузника, пробежал по наклонному полу и схватил висящий около двери карабин. Магазина в карабине не было. Вспотев от ужаса, Виталик начал оглядывать откинутые от борта сидения. Два набитых патронами магазина лежали напротив, на каких-то мешках. Пилот зарядил оружие, с хрустом дёрнул затвор и ринулся наружу. Остановившись в 20 метрах от мотающего головой хищника, Виталий дважды выстрелил, уложив его наповал и положив тем самым конец этой истории. Позже он сам будет удивляться собственной неожиданной целкости, так вовремя его посетивший, так он, Виталик, никогда до этого её в себе не обнаруживал.
Дальнейшее для двух центральных её участников, авиатехника и радиста, сложилось почти одинаково: срочный рейс со Среднего, перелёт на вертолёте в Хатангу и долгая реабилитация.
С её третьего участника сняли шкуру и отдали в качестве утешительного приза Алексею Смирнову.
А коллекция историй лагеря Барнео пополнилась ещё одной, в самом купированном виде сводящейся к упоминанию о авиатехнике, умудрившимся влепить медведю котелком по морде и оставшимся после этого в живых.
Всё!
''Юрий Скородумов рассказывает о случившимся. пос. Хатанга, 1994 г.''